Я читала. Прочитав, поняла, что не могу себе представить, как это можно сыграть на сцене. Это невозможно, немыслимо, невероятно, так не бывает, это нельзя передать в образах со сцены, казалось мне. Это же письма. И там достаточно просто слов. Ничего больше. Просто слов на бумаге.
О спектакле я слышала раньше. Слышала очень много отзывов. А теперь вот посмотрела.
И оказалось, что это другие письма. Не написанные на бумаге, а будто прочитанные Оскаром вслух ровно в тот момент, когда письмо завершено и остались три последних действия: перечитать, запечатать и отправить.
Никакая телеверсия, увы, не сравнится с энергетикой живого спектакля. И вряд ли она передает то фантастическое напряжение, которое нарастает в зале от письма к письму от того, что монологи в круге света между паузами из темноты раз за разом становятся все короче... И тот ком в горле от финальной темноты и появляющейся светящейся надписи "Только ему дано разбудить меня", который можно выплеснуть только в слезы или в аплодисменты... И ту десятиминутную овацию стоя, которую зал устроил Алисе Бруновне...
Но, однажды посмотрев живьем, можно пересматривать запись, вспоминая ощущения.
no subject
О спектакле я слышала раньше. Слышала очень много отзывов. А теперь вот посмотрела.
И оказалось, что это другие письма. Не написанные на бумаге, а будто прочитанные Оскаром вслух ровно в тот момент, когда письмо завершено и остались три последних действия: перечитать, запечатать и отправить.
Никакая телеверсия, увы, не сравнится с энергетикой живого спектакля. И вряд ли она передает то фантастическое напряжение, которое нарастает в зале от письма к письму от того, что монологи в круге света между паузами из темноты раз за разом становятся все короче... И тот ком в горле от финальной темноты и появляющейся светящейся надписи "Только ему дано разбудить меня", который можно выплеснуть только в слезы или в аплодисменты... И ту десятиминутную овацию стоя, которую зал устроил Алисе Бруновне...
Но, однажды посмотрев живьем, можно пересматривать запись, вспоминая ощущения.